ЭКСПОНАТ НЕДЕЛИ
Первая половина XVIII века Великий Устюг
120 × 99 см
КП-249
дерево, темпера
Богоматерь Неопалимая купина
Иконография Неопалимой Купины восходит к тексту Ветхого Завета, где описывается явление пророку Моисею Господа в горящем, но не сгорающем, кусте (Исх. 3:2). Уже с IV в. образ Неопалимой Купины стал символом девства Богоматери. Уподобление Марии, родившей Христа «без истления плоти», Неопалимой Купине содержится в словах и поучениях отцов церкви Кирилла Александрийского, Григория Нисского и других. Преподобный Ефрем Сирин в слове на Рождество Христово указывал: «Как некогда терновый куст на горе Хорив вмещал в пламени самого Бога, так Мария вмещала Христа в своем девственном чреве» .
В византийском искусстве существовали изображения «Неопалимой Купины» в виде горящего куста с образом Богоматери Воплощение, которому предстоит Моисей. На Руси сложился особый вариант этой иконографии, где изображалось не видение Моисея, а сложная композиция с полуфигурой Богоматери с Младенцем в центре двух остроконечных ромбов, с прообразовательными символами и в окружении ангелов. Она возникла в середине XVI века в связи с интересом к символико-аллегорическим композициям при московском митрополите Макарии. К третьей четверти XVI века относятся известные ранние иконы Неопалимой Купины (Кирилло-Белозерский музей-заповедник, ГМЗ «Ростовский Кремль», Музей-заповедник «Коломенское»).
В Новое время иконы Богоматери Неопалимой Купины пользовались большой популярностью, так как считалось, что этот образ защищает от пожара. Существовали особые молитвы, которые читались перед ним «егда молния бывает страшна» . Почитание икон Неопалимой Купины было распространено не только в народной среде, но и во всех слоях общества, что обусловило их массовое производство в различных иконописных центрах.
Большая икона из собрания Музея имени Андрея Рублева происходит из небольшого городка Лальска, который в XVII-XVIII веках считался "пригородом" Великого Устюга. Иконописание в Лальске в это время находилось под сильным влиянием великоустюжской художественной традиции, обладая при этом и заметным по сравнению с Устюгом консерватизмом. Так икона Неопалимой Купины, происходящая из Покровской церкви в Лальске, во многом ориентирована на образцы XVII века и старательно воспроизводит столичное "живоподобие" в изображении ликов. Однако ее колорит вписывается в эстетические представления уже следующего столетия, которое вскоре стало "золотым веком" устюжского иконописания.
В византийском искусстве существовали изображения «Неопалимой Купины» в виде горящего куста с образом Богоматери Воплощение, которому предстоит Моисей. На Руси сложился особый вариант этой иконографии, где изображалось не видение Моисея, а сложная композиция с полуфигурой Богоматери с Младенцем в центре двух остроконечных ромбов, с прообразовательными символами и в окружении ангелов. Она возникла в середине XVI века в связи с интересом к символико-аллегорическим композициям при московском митрополите Макарии. К третьей четверти XVI века относятся известные ранние иконы Неопалимой Купины (Кирилло-Белозерский музей-заповедник, ГМЗ «Ростовский Кремль», Музей-заповедник «Коломенское»).
В Новое время иконы Богоматери Неопалимой Купины пользовались большой популярностью, так как считалось, что этот образ защищает от пожара. Существовали особые молитвы, которые читались перед ним «егда молния бывает страшна» . Почитание икон Неопалимой Купины было распространено не только в народной среде, но и во всех слоях общества, что обусловило их массовое производство в различных иконописных центрах.
Большая икона из собрания Музея имени Андрея Рублева происходит из небольшого городка Лальска, который в XVII-XVIII веках считался "пригородом" Великого Устюга. Иконописание в Лальске в это время находилось под сильным влиянием великоустюжской художественной традиции, обладая при этом и заметным по сравнению с Устюгом консерватизмом. Так икона Неопалимой Купины, происходящая из Покровской церкви в Лальске, во многом ориентирована на образцы XVII века и старательно воспроизводит столичное "живоподобие" в изображении ликов. Однако ее колорит вписывается в эстетические представления уже следующего столетия, которое вскоре стало "золотым веком" устюжского иконописания.